 |
| Члени бригади №2 колгоспу ім. Леніна Рокитнянського району Київської області на прополці буряків, с. Житні Гори, 1934—1935 рік |
Моя покойная бабка Паша 1924 года рождения имела образование 3 класса. Научилась читать-писать и считать на пальцах? Хватит. В колхоз. Общий колхозный стаж ее — в районе «тридцатника».
После войны пахать на себе доводилось. И поголодать. И поработать на прополке буряка по 12-14 часов не разгибая спины. Бесплатно. За «трудодень», на который по 300 грамм зерна выдавали.
Потом случилось так, что наша семья переехала, и она оказалась на государственном предприятии — в совхозе. Тут она отгорбатила еще 9 лет. Исполнилось ей вожделенные 55. Пенсия.
И оказалось, что «колхозная» пенсия ей вообще «не светит». До 1965 года колхозники вообще не получали пенсию от государства — только по 7-15-20 рублей от колхоза, бывало, что и три рубля, сообразно его финансовым возможностям. И то если продолжали жить в том колхозе, а ежели уезжали – фигушки. А «совхозного», то бишь государственного стажа у бабы Паши практически нет.
И насчитали ей минимальную пенсию по старости в размере 28 рублей. За 40 лет работы в качестве ломовой лошади.
Помню, как каждый вечер она садилась смотреть программу «Время» с одной только целью: не объявят ли что «пенсию добавили».
Помню, как копила года три на пальто, которое стоило 120 рублей; буряком и морквой со своего огорода на базаре торговала (10 копеек кучка); какой праздник для нее был, когда она его купила в Горловке зеленое, жуткое советского пошива пальто с воротником из фальшивой норки. Пенсию свою она держала в платочке, туго завязанном и прятала его под подушку.
Если бы Паша жила не в семье, не с моими родителями — я не могу представить, как она бы выживала. На 90 копеек в день.
Кто-то может начать возмущаться: это же целых 90 копеек! А хлеб всего лишь 20 копеек! А молоко 28 копеек! А колбаса по 2.20!
Да, с голоду баба Паша, может быть, и не померла бы. Имея еще и огород. Но не салом же единым жив человек! А обувь? А одежда? А трусы, пардон? А «коммуналка»? Она хоть и относительно невысокая, но из 28 рублишек «троячок» за свет-газ отдай — не греши. А если у тебя печное отопление, на зиму надо угля или дров купить — иначе замерзнешь.
А еще пенсионерам требуется лекарство. А еще вилки-ложки-чашки и масса других мелочей от мыла и стирального порошка до «Дихлофоса» — мух в хате погонять.
Ее сестра Мотя в 1941 году попала в Новосибирск. В ссылку с мужем, поволжским немцем Гришей. Виделись они после этого дважды за всю жизнь. Слишком дорог билет в плацкартном вагоне для пенсионера на такое расстояние.
Но я меньше всего хочу сейчас считать бюджет 60-летней пенсионерки в 28 рублей. Я хочу лишь сказать, что женщина, проишачившая на коммунистов 40 лет, влачила жалкое полунищенское существование. ОНА ДОЖИВАЛА. Как и миллионы ей подобных. Человек, который больше не может пахать, советской власти был не нужен.
Только не надо мне тут вот этого: «А теперь пенсам еще хуже». Не надо, потому, что нынешнее наше состояние дел — это оттуда, из «совка». Нами четверть века керували те же морды лица, что и тогда: секретари ЦК, обкомов, парткомов.
И относились к людям так же, как и в «совке». Все эти кравчуки-кучмы-плющи-симоненки-януковичи-азаровы. Сейчас новые лица стали появляться — дети старых.
… В 1994 году баба Паша повезла в Никитовку молоко на продажу. Оттуда ее привезли в больницу на «скорой», с инсультом. До конца жизни она так и не оправилась.
И все бережно прятала куски хлеба под матрац — очевидно «вылезло» воспоминание про Голодомор, когда она, 9-летняя девочка сидела в хате опухшая от голода. Хорошо, старшей сестре Моте уже исполнилось 14 и гуманная советская власть позволила ей работать в колхозе.
И хорошо, что председатель колхоза оказался человеком и делал вид, что не замечает, как женщины сыпали себе горсть зерна в тапочки, чтобы спасти от смерти домашних. Жизнью, между прочим, рисковал.
А еще баба Паша плакала, что у нее совсем нет денег, и тогда мама давала ей вышедшие из оборота купоно-карбованцы, которые Паша привычно завязывала их в тугой узелок из платка…
Так и померла, отдав свою жизнь за то, чтобы коммунисты только после войны могли настроить 125 тысяч танков. Больше, чем все остальные страны мира вместе взятые.
А так — да, рай…
Почти…
Журналист Павел Бондаренко
