Сложные и простые «игры» КГБ

Люди всегда хотят трансформировать мир вокруг них. Это свойство человека, которое сдерживают институты общества и государства, являющиеся консервативными по своей сути. Но этот консерватизм тоже должен иметь пределы.

В ежегодных отчетах КГБ, подаваемых в ЦК, называлось количество «игр», проведенных в рассматриваемом году. В Контрразведывательном словаре 1972 о конечной цели оперативной игры говорится, что «действия противника оказываются под контролем органов КГБ и с помощью агента направляются в выгодном им направлении, способствующем более успешному решению органами государственной безопасности контрразведывательных задач» [1].

Но вероятно такой же игрой является работа «агентов влияния». Здесь также отсутствует на поверхности реальный заказчик/конструктор/кукловод. И это не далекое прошлое.  Например, сегодня эстонские спецслужбы констатируют: «Мы установили состоящую из политиков, журналистов, дипломатов, бизнесменов сеть, которая на самом деле включает в себя агентов влияния России, которым говорят, что им следует делать. Мы ясно видим, что эти люди навязывают российский план действий» ([2], см. также  [3 — 6]).

Но эти явления мы можем обозначить термином простая игра, поскольку тут есть большая управляемость, большая вероятность успеха и она рассчитана на более краткий срок. Несколько условным примером такой малой игры можно считать создание Ленинградского рок-клуба КГБ, о чем рассказывал даже О. Калугин. Это подтверждает и член совета клуба Дж. Груницкий: «Но у них были свои задачи, а у нас свои, и я считаю, что на этом поле мы их переиграли. Другое дело, что гэбэшники всех периодически таскали на разговоры. Всех без исключения, я не знаю никого, кто бы этого избежал» [7]. Он даже обращался за помощью в трудоустройстве: «Я встречался с гэбэшником раза два. Обычно звонил он и вызывал, а один раз позвонил я. Я искал тогда работу и нашел место в газете «Ленинградский университет», но попасть туда было непросто. Спрашиваю: «Поможете мне устроиться?» У них же всюду протекция. Он говорит: «Я-то могу. Но вы подумайте, об этом узнают. Как вы потом будете там работать?» Эта мысль мне в голову не пришла. Забавно: гэбэшник печется о моей репутации. Но он прав был, конечно. Так я и не устроился в «Ленинградский университет». Устроился рабочим сцены в консерваторию».

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Метания КГБ между мягкими и жесткими методами управления сознанием

Правда, есть и такое мнение: «Были и более спорные моменты. Одна из наиболее животрепещущих тем – роль КГБ в его возникновении. Согласно одной из точек зрения, в основе которой лежат перестроечные откровения экс-генерала госбезопасности Олега Калугина, рок-клуб был создан по инициативе Конторы Глубокого Бурения «с единственной целью: держать это движение под контролем, сделать его управляемым». По другой точке зрения, прямого отношения к открытию рок-клуба КГБ не имел, но бдительно наблюдал за происходящими в нём процессами и осуществлял свой чуткий контроль. При этом главными ограничителями свободы выступали сами же музыканты – члены Совета рок-клуба. Справедливости ради замечу, что попытка КГБ посредством рок-клуба контролировать умы и сердца ленинградских любителей рока всё-таки провалилась» [8].

Но отрицание роли КГБ, а их целью, конечно, была  не музыка, а музыканты, можно снять четкими воспоминаниями о главе ленинградского КГБ: «Даниил Павлович Носырев  лично докладывал в Пятое Управление КГБ  СССР и Областной комитет КПСС подготовленные нашим подразделением аналитические записки, в которых предлагалось создать объединения для  литераторов и художников так называемой «второй культуры» и сформировать условия  для их легальной творческой деятельности. И сегодняшние всемирно известные  питерские художники-авангардисты, литераторы, вышедшие из  так называемого «Клуба-81» и особенно звезды российской рок-музыки должны были бы низко поклониться памяти генерала-чекиста Д.П. Носырева, сумевшего убедить и партийные инстанции, и руководство КГБ  в правильности действий своих подчиненных, не  видевших враждебных стране проявлений в творчестве литераторов, художников и музыкантов,  не имевших «выхода» к своим читателям, зрителям и поклонникам в условиях повсеместного торжества в СССР метода социалистического реализма. Подумать только: 66-летний генерал-особист, смершевец лично возил в обком КПСС подписанные им самим аналитические документы, убеждая партийные, советские и комсомольские инстанции в необходимости создания в Ленинграде… первого в стране легального Рок-клуба!!! «Ладно, убедил. Пусть эти волосатые свои буги-вуги официально в зале играют для тех, кому это нравится. Все  будет лучше, чем по подвалам свои концерты давать, про которые «Голос Америки» всякую ерунду молоть будет, будто это «подпольная  антисоветская музыка»… –  эти слова Генерала, сказанные мне  после подписания им  письма в Обком КПСС, хорошо характеризуют Даниила Павловича, как руководителя и человека, способного воспринимать новые тенденции в искусстве и принимать мудрые решения» [9].

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: "Фашисты стали нашими друзьями". Документы из архивов КГБ

По сути во всех подобных случаях КГБ, лишенный возможности «сажать», вынужден был искать иные типы контроля. И этим контролем становилось выведение из неконтролируемой тени на свет тех, кто мог нести неприятности.

Но это просто вариант игры, где все причинно-следственные связи работают, их как бы можно даже пощупать. Сложная игра лишена этих характеристик «облегченности». Здесь результат носит более вероятностный характер, но масштабный характер такой игры, которая направлена на массовое сознание в целом или на какую-то меньшую социальную группу, однако относительно долгие сроки ее проведения (действие через поколения) могут способствовать победе.

Одним из направлений изменения ментальности, вероятно, является попытка предложить обществу новые критерии успеха и успешности. В перестройку, например, это делали ТВ-программы «Взгляд» и другие, созданные с помощью генерала Бобкова и А. Яковлева якобы для того, чтобы отвлечь молодежь от слушания зарубежных радиопередач. Если программа «Время» давала в качестве примера успешности какого-нибудь партийного человека в костюме и галстуке, то во «Взгляде»  это мог быть человек в рубашке, получивший свою известность или как диссидент, то есть как тот, с кем боролся человек в галстуке, или как человек из сферы свободного времени (актер, режиссер, журналист, писатель). Первый был косноязычен, второй — златоуст.

Однотипные примеры были и после перестройки. Как пишет А. Кох: «Умер генерал КГБ Ф.Д.Бобков. Главный борец с инакомыслием и диссидентами в андроповском КГБ. Основатель Пятого Главного управления КГБ СССР. Один из создателей медиаимперии Гусинского (НТВ, Эхо Москвы и т.д.). Сейчас Венедиктов заверещит: ложь, неправда, Бобков не имел никакого отношения! Но это — правда» [10]. Ему вторит и А. Эскин: «НТВ с «Новой газетой» и «Эхом Москвы» с «Открытой Россией» вкупе суть не иначе, как креатив бывшего Пятого управления КГБ» [11].

Собственные медиа, куда мы отнесем и литературу, кино, театр, оказались главными разрушителями СССР, а не никакие американские ракеты и солдаты. Но еще сильнее на массовое сознание повлияла советская массовая культура, в первую очередь театр и кино, активно тиражируемая телевидением.

Советский человек старался услышать и увидеть вовсе не то, что его заставляли слышать и видеть пропагандистские вожди. Странным и непонятным образом у советского человека все равно оставался выбор, И этот выбор позволял ему сохранить себя, не превратившись в «оловянного солдатика партии», готового по ее зову…

Вот, например, интересное замечание о М. Захарове:

«Цензура на ТВ парадоксальным образом была снисходительнее, чем на большом экране — возможно, лишь потому, что кинематограф Ленин обозначил как важнейшее из искусств, а про телевидение дать ценные указания не успел по независящим от него обстоятельствам. Так что в посте вестей с полей и выступлений дорогого Леонида Ильича советский человек часто получал возможность, что называется, глотнуть воздуха — и фильмы Захарова были в этом отношении почти чистым кислородом. Он говорил иносказательно, конечно, — иначе в те времена говорить так, чтобы тебя услышала вся страна, а не пара сотен потребителей «самиздата», было просто невозможно. Но в Бургомистре, Короле, Главнокомандующем, Министре-администраторе зрители видели вовсе не сказочных персонажей» [12].

У Захаров в голове была важная аксиома, которой он пытался придерживаться. Она звучит в названии одной из его книг — «Театр без вранья». Общаясь со взрослым зрителем, надо было следовать именно этому принципу. И это удавалось сделать Захарову именно в форме сказочных персонажей.

Но не только: «Тему вранья и конформизма, а также того, что может ему помешать, Захаров так или иначе неоднократно затрагивал в своем обширном театральном творчестве. В 1966-м поставил в Студенческом театре МГУ спектакль «Хочу быть честным» по повести Владимира Войновича о совестливом прорабе, через год практически взорвал Театр Сатиры своей постановкой «Доходного места», где Жадов в исполнении Андрея Миронова терзался невыносимым нравственным выбором, а в перестроечные годы «ленкомовский» спектакль «Диктатура совести», построенный в форме допроса, позволял протестировать на лицемерие и фальшь различных политических деятелей, исторических и литературных персонажей» [13].

Но ростки и целые деревья фальши остались, перешли в постсоветское время. Модель неправды, выдаваемой за правду, прочно сидит в наших мозгах. Это касается как публицистики, так и науки, которая так и не избавилась идеологической составляющей.

Как справедливо замечает М. Кантор — на место прошлой идеологии пришла новая, идеология успешности: «Прежде защищали свою, недоступную идеологии, территорию; и в качестве редутов и флешей – дабы идеология не просочилась – воздвигли укрепления из ветхих дачек и кухонек; именно там сохраняли свободную речь. Так кружки интеллигентных людей отстаивали свое независимое бытие: они могут нас стереть в пыль на партсобрании – но мы их проклянем у себя на кухне. Принцип несотрудничества с властью был вне обсуждений. Не продаваться, не доносить, не делать карьеры за счет соседа, не кадить начальству – правила кухонных посиделок составляли безусловный кодекс советского интеллигента. Ушла Советская власть – и, как казалось, ушла необходимость обороны. Прежней идеологии не стало, но боевая единица «кружка единомышленников» сохранилась. Правда, стало неясно, в чем состоит «единомыслие». В условной «порядочности», разумеется: прежде было ясно, по отношению к чему мерять порядочность; а теперь? Теперь усилиями кружков «единомышленников» и взаимных договоренностей делалась карьера – казалось бы, не связанная с идеологией. Впрочем, это лишь так казалось: на месте прежней идеологии появилась новая – идеология успеха. И прежнее начальство сменилось на новое; впрочем, нередко это были те же самые лица. Так называемая «прослойка» (определение интеллигенции в советские времена) оказалась стремительно размытой: научные карьеры уже не привлекали; все затмили достижения культурных менеджеров и ведущих журналистов. Возникли альтернативные пути, имеющие будто бы отношение к интеллектуальным занятиям. Появились фонды, распределяющие гранты; возникли новые издательства и журнальные коллективы, их патронировали соткавшиеся из воздуха богачи; возникли новые институты под крылом богатых людей. Наука, как таковая, государством дотировалась плохо, а вот фонды цвели. И принцип «междусобойчика», который был необходим для самообороны в годы Советской власти, сохранился, мимикрировал в принцип «полусвета», в закон «тусовки», в своего рода круговую поруку и соглашательство избранных. Прежде главной похвалой интеллигенту было определение «непродажный», но вдруг выяснилось, что если интеллигент плохо продается и плохо покупается, то его не позовут в привычный кружок. Отныне требовалось быть хорошо продаваемым, а тот, кто кичился «непродажностью», устарел» [14].

Правда, одновременно это было результатом смены иерархий в обществе, в результате которой многие не выжили, а многие, наоборот, преуспели, влившись в новые иерархии.

Есть несколько таких гипотез, которые отображают ситуацию, к которой мы пришли, именно как результат такой большой игры, которая удалась. Подчеркнем еще раз, это скорее гипотезы, чем реальные ответы, поскольку они не имеют привычного документального подтверждения. Но если подтверждено, что советских экономистов готовили точно так, как готовили чилийских перед свержением Альенде, можно предполагать и такую же конкретику по остальным вопросам.

По сегодняшний день никто не знает, почему Андропов мотался по конспиративным квартирам на машине с набором из четырех вариантов номера, два из которых точно менялись во время поездки. Почему он не мог встречаться на своей территории, от кого прятался?

Водитель рассказывал об этих поездках Андропова на «Волге» вместо «ЗИЛа»:  «Теперь уже можно, наверное, рассказать, что на оперативной машине имелись сменные номера – четыре спереди и четыре сзади. Располагались они словно веером. Достаточно было заехать в переулок, нажать кнопку, и номера менялись. Кроме того, некоторый запас номеров всегда хранился в багажнике. За одну поездку приходилось производить эту нехитрую операцию раза два. Смотришь в зеркало заднего обзора: «Юрий Владимирович, вроде за нами «хвост». «Надо уходить». В тонкости оперативной работы хозяин меня никогда не посвящал. Бывало, я отвозил Юрия Владимировича по определенному адресу и сразу уезжал, чтобы не «светиться». Потом он звонил в гараж или мне в машину, и я его забирал. Порой случались казусы с милицией. Инспекторы ГАИ не знали, что это машина самого Андропова. Останавливаться и разбираться у нас не было времени. Однажды гаишники гнались за нашей машиной до самого Кремля» [15].

Было множество возможных направлений для обсуждения, когда советская элита поняла, что «догнать и перегнать» не удастся. Известным вариантом, например, считается игра в конвергенцию, в результате которой Союз, отбросив национальные республики и страны соцлагеря, был бы принят в Евросоюз, который в результате работы мог стать не союзником, а противником США. Одновременно это могло также быть определенной обманной технологией, позволявшей провести оправданный в глазах посвященных «сброс», который мог в дальнейшем не иметь тех последствий, которые декларировались.

В. Бибихин обратил внимание на внезапно появившееся у власти желание пустить в  массы новое знание, которое на было «замарано» пропагандой: «Власть начала искать идеологические альтернативы марксизму рано. Уже в 1973 году мы знали, что военные политические стратеги планируют скинуть марксизм и взять на идеологическое обеспечение армии православие. В те же годы нас, природных диссидентов, допустили к деньгам, которые органы выделили на идеологическую разведку альтернатив. Почему поиски открытости были опять секретными, надо понимать из привычки власти, страны и каждого в стране, давней московской привычки не любить вече, деловито обходить общину, провоцировать всякое собрание народа на конфликт, а потом среди неразберихи выполнять специальные задания. На выделенных деньгах как грибы выросли или разрослись уже существовавшие институты и сектора идеологической информации, вдобавок к издавна существовавшей научно-технической. Вообще научных институтов в стране было много, и у меня в ушах до сих пор звучит сердитый голос шотландца на британской сельскохозяйственной выставке, который возился со своими экспонатами и ворчал: «Они все из институтов, нечего с ними разговаривать».То, что готовили, переводя и реферируя «западных авторов», младшие научные и научные сотрудники, включалось в «номерные» сборники ДСП (для служебного пользования), т.е. такие, каждый экземпляр которых нумеровался и под своим номером рассылался по особым (специальным) спискам ответственных работников, допущенных к идеологической информации. Так можно было контролировать утечку сборников. Внесписочные читатели поэтому иногда стирали номера. Теоретически каждый изготовитель сборников ДСП оказывался приобщен к государственной тайне и не имел права выезда за границу. Правда, о случаях реального применения этого правила не было слышно, здравый смысл как всегда потеснял придуманные нормативы» [16]. А мы обратим внимание на год.

Кстати, первым директором Института становится Л. Делюсин из круга консультантом Андропова  [17]. Потом он ушел, а затем «На глазах ослабевал поток закупаемой (разумеется, на валюту) иностранной литературы и периодики. А в скором времени он стал и вовсе иссякать» [18].

В 2015 году вообще произошло физическое уничтожение института — пожар: «Потушить его удалось лишь спустя сутки, что привело к уничтожению госимущества на сумму свыше 1,5 миллиона рублей. Пострадало около 20 % фонда библиотеки института, который является крупнейшим научным центром в России в области социальных и гуманитарных наук. Причина пожара не установлена» [19]. Здание библиотеки снесли. Институт пытаются присоединить к другому: «Просматривается и экономическое давление на ИНИОН: в начале 2019 года ему сократили финансирование по сравнению с 2018 годом более чем на 38 млн, то есть зарплат сотрудникам даже на минимальном уровне к концу года может не хватить, в настоящем средняя зарплата научного сотрудника ИНИОНа — 25 тысяч, библиотекаря — 18 тысяч, что весьма далеко от майских указов президента РФ» ([20], см. также [21]). А в целом все это укладывается в истину — так проходит былая слава…

Одновременно исчезает стратегическая роль института: «Разумеется, к аппарату ЦК КПСС – реальному центру власти в СССР – и без того сходилась масса иных каналов информации о происходящем в стране и мире: партийные структуры, КГБ, МИД, соответствующие службы Министерства обороны… Но все они решали задачи, прежде всего, ведомственные и узкопрофильные – не выходя за рамки своей компетенции, не проявляя инициативы, действуя строго по принципу «приказано – исполнено». Стараясь при этом поставить «наверх» информацию, прежде всего «хорошую», – свидетельств чему предостаточно хотя бы в многочисленных мемуарах бывших генералов госбезопасности и советских дипломатов. К тому же ни МИДу, ни КГБ было просто не до серьезной аналитики, выходящей за рамки их узких и сиюминутных задач, да и возможности такой, подняться над своей компетенцией и обозреть все с высоты птичьего полета, у них просто не было. Не говоря уже о том, что аналитиков «широкого профиля» там было раз-два и обчелся, а переводчики и без того были загружены работой выше крыши. Потому по всем канонам советского бюрократического жанра было гораздо проще создать еще одну структуру, чем перестраивать под новые требования уже существующие. К тому же, повторюсь, аппарат ЦК нуждался в общественно-научной информации по целому ряду проблем – максимально, по возможности, объективной, по форме беспристрастной, не ангажированной и надведомственной» [22].

Л. Гудков говорит о том, какая литература была в ИНИОН: «В Ленинке, самом большом книжном собрании страны на тот момент, более 27% фонда (спецхран, фонды ограниченного доступа и т. п.) не было доступно обычным читателям. Но в сравнении с тем, что произошло после развала СССР, тогдашнее положение кажется если не цветущим, то вполне нормальным. ИНИОН АН СССР был в конце советского периода совершенно поразительным и уникальным институтом. Во-первых, он лучше других крупных библиотек комплектовался отечественной и иностранной литературой по общественным и гуманитарным наукам. Во-вторых, степень открытости была существенно выше (конечно, только для сотрудников академических институтов, но этот барьер можно было без особого труда преодолеть с помощью «письма-отношения»). В-третьих, ИНИОН вел огромную и крайне важную реферативную и библиографическую работу, предоставляя всем заинтересованным сторонам оперативную аналитическую информацию в виде РЖ и сборников рефератов и обзоров, в которых можно было прочесть материалы, недоступные из-за цензуры и прочих ограничений. Его отличие от полноценного научно-исследовательского института заключалось в отсутствии научных дискуссий и предоставления «облегченного» варианта научных идей и утверждений, адаптированных (все-таки!) материалов. Гибель ИНИОНа была предопределена постоянным сужением объема финансирования» [23].

Переводя все это на рельсы нашей тематике, следует признать роль ИНИОНа как технологии по скрытому информированию представителей научной интеллигенции, если у них возникала такая потребность, о тех направления науки Запада, которые на тот момент были закрытыми для всех остальных граждан.

ИНИОН стал отражать ту науку, которая не несла в себе в качестве базы советскую модель пропаганды: «После смерти Сталина в «верхах», да и то не сразу, пришли к пониманию, что наша общественная наука отстает и не удовлетворяет даже запросам власти. К этому времени далеко превзошли довоенный уровень развития промышленности и стали развивать новые отрасли, открыли крупные месторождения нефти и газа и быстро наращивали их добычу. Начали стремительно развиваться экономические связи с развивающимися странами Азии, Африки и Латинской Америки. Кроме того, после Карибского кризиса, когда между СССР и США чуть не началась ядерная война, появилось понимание того, что при наличии у двух «сверхдержав» ядерного оружия обе они заинтересованы в стабильности  […] Для налаживания международных связей правительству понадобились квалифицированные эксперты, способные анализировать, что реально происходит в мировой экономике и политике, особенно в развитых странах Запада. Так сама жизнь привела к тому, что в 1960—1970-е годы государство стало поощрять развитие общественных наук. В рамках Академии наук было создано несколько институтов — ИМЭМО, Институт США и Канады и ряд других, в том числе ИНИОН. Он был создан не на пустом месте. В состав Российской академии наук еще в дореволюционные времена входила Научная библиотека по общественным наукам. После революции ее переименовали сначала в Коммунистическую библиотеку, потом — в Фундаментальную библиотеку общественных наук АН СССР. Уникальная библиотека с ценнейшим фондом рукописей, книг, журналов и т. д., не только отечественных, но и зарубежных, охватывавших весь спектр общественных дисциплин. Поэтому было решено создать ИНИОН на базе Фундаментальной библиотеки общественных наук. Там были блестящие библиографы, которые с 1920-х классифицировали предметные и авторские каталоги. Но создать институт только на базе библиотеки было нельзя. Квалификации библиографов было недостаточно, чтобы получать реферативную и аналитическую информацию на базе научной зарубежной литературы. Надо было приглашать в новый институт ученых, исследователей. Только тот, кто постоянно занимается наукой, в состоянии отобрать из всей зарубежной литературы то, что заслуживает реферирования или подготовки аналитических обзоров. Так возникла идея многофункционального научного учреждения, которого у нас до этого не было. Не было и за рубежом. ИНИОН должен был объединить функции библиотеки, научно-информационного центра и научно-исследовательского института, в котором работают ученые, владеющие иностранными языками и являющиеся экспертами в разных областях общественных наук. Первый директор — Лев Петрович Делюсин — проработал в ИНИОН недолго, он имел репутацию либерала, а в отделе науки ЦК КПСС было весьма консервативное начальство» [24].

Полную характеристику Делюсина дает его собственный ответ по поводу его взаимоотношений с Ю. Любимовым: «Был такой случай, когда Любимов жил уже на Западе, лишённый гражданства. И у него произошла встреча с Губенко, когда тот приезжал в Мадрид. Губенко просил Любимова вернуться в СССР. И тогда была такая проблема. Центральный Комитет был за то, чтобы разрешить ему приехать. Хотя бы дней на десять. С Александром Яковлевым, руководившим тогда уже отделом пропаганды ЦК, был об этом договор. Но Яковлев тоже говорил, что всё зависит от того, как к этому отнесётся КГБ. Я отправился к Бобкову. Тот меня спрашивает: «Как Любимов относится к Андропову?» Я говорю: «Положительно. Считает Юрия Владимировича хорошим человеком». И КГБ не стало возражать против приезда Любимова на десять дней. И он приехал. Жил всё это время у меня, уже здесь, в этой квартире на Красной Пресне. Мне тогда даже пришлось взять отпуск на работе, тоже на десять дней» [25]. Тут интересен исходный вопрос Бобкова — «Как Любимов относится к Андропову?», ответ на него решил проблему, то есть не антисоветская составляющая была важна, а нужность руководству.

Более широкий контекст этого вопроса виден в таком ответе Любимова на вопрос журналиста, не потому ли власти поддерживали, чтобы сложилось представление о лояльности советских правителей к инакомыслию: «Мне кажется, все проще. Им понравилось то, что они видели на сцене, и они стали амортизировать гнев высокого начальства. Хотя некоторые сдуру и думали, что я с Лубянки и она мне покровительствует. Например, известный философ Зиновьев называл Таганку «королевским театром на заебанке». Мы встретились с ним как­-то во время моих гастролей в Германии. И на мой вопрос, откуда у него такая информация, он ничего не смог ответить» [26].

Ю. Пивоваров, который возглавлял ИНИОН во время случившегося пожара, также имеет нестандартную биографию: «…Первую свою работу я написал в 22 года: «Философия истории Чаадаева». Конечно, это работа не научная, это ерунда, но это — первое прикосновение к тому, чем я занимаюсь. И параллельно, что было для меня тоже очень важно — я уже в 18–19 был абсолютным антисоветчиком, антикоммунистом, хотя лет до 18 я еще Ленина любил, меня так бабушка воспитала. Мы в МГИМО создавали подпольные кружки, готовили убийство Брежнева, но не я должен был убивать… Мы думали, — как те террористы, которые в царя стреляли, — что это будет хорошо, в общем, у нас один парень даже учился стрелять. Глупость, конечно, ничего этого мы не сделали. Единственное, что мы совершили — однажды захватили радиостанцию МГИМО, это было на втором курсе, и я обратился к студентам и преподавателям с бурной речью. Нас не выгнали, как ни странно, оставили. А потом, на пятом курсе, меня впервые арестовали. В 1972 году меня арестовали с чемоданом самиздата на Ярославском вокзале. Меня вызывали на допросы в КГБ, я думал, что посадят, но не только дали окончить институт, но и брали на дипломатическую работу. Это означает, что одно ведомство не знало, что делает другое, потому что, если бы это все работало, меня должны были просто посадить. Вот так, с 1972 года по 1988 меня постоянно пасло КГБ. Когда закончил аспирантуру, меня не оставили работать в ИМЭМО — выгнали. Примаков выгнал за связь с диссидентами и я год был безработным. Приходила милиция, постоянно вызывали в КГБ, но я никогда не сидел…» ([27], см. также [28]).

В этой же статье цитируется О. Зиновьева, вдова известного философа, сказавшая по поводу пожара такое: «Я уверена, что там хранились такие документы, что для тех, кто выступает гневными защитниками либерального проекта в нашей стране они там в самом неприглядном виде. Когда Хрущев пришел, то он уничтожал, КГБ уничтожало в начале 90-х эти документы».

То есть в ИНИОН существовали и неизвестные нам информационные материалы, которые кому-то было интересно уничтожить.

Советского человека часто пытались учить, развлекать и подобное суррогатами науки и культуры, поскольку они были идеологически правильными. Идеология перевешивала и науку, и культуру. Если в естественных науках, это сделать трудно, тем более власть их любила за их роль в оборонной цели, то в гуманитарной науке играла роль не наука, а идеология. И это оказалось существенной ошибкой советской власти, поскольку погибла она не от ракетного удара, а внутри разума своих граждан, которые от нее отвернулись.

Хоть Фукуяма говорит о популизме, но эти слова можно отнести  и к интеллигенции периода распада СССР: «Правые силы поняли то, чего не поняли левые, — это психологический феномен идентичности. Мы как люди считаем, что у нас есть личность и есть внутренний мир, и хотим, чтобы нас признали. Если мы не получаем уважения, то мы злимся, и это переносится на мир политики. Люди не поступают рационально в политике. Многое в политике — это политика достоинства. Менее образованные люди чувствуют себя незаметными в этой жизни и поэтому легко идут за демагогами, которые винят иностранцев, приезжих» [29].

СССР по сути ограничил развитие своей творческий интеллигенции, сделав ее в результате недовольной. А недовольство интеллигенции пыталось останавливать Пятое управление КГБ, хотя сами одновременно были и источником этого недовольства.

Примером может служить судьба И. Ефремова: «После смерти Ефремова в 1972-м году его творчество оказалось в тени братьев Стругацких, которые многое наследовали у Ивана Антоновича, всю утопическую составляющую. Ну, а потом нам объяснили, что все это вместе взятое было наивное «шестидесятничество». Зачитывались мы им по бедности, а читать надо было Толкиена и Льюиса. На них воспитывать подростков. Что ж, тоже утописты, хотя и на другой лад (консервативно –религиозный). Здесь мы не можем детально сопоставлять их общественные идеалы, затрону один вопрос. Об искоренении зла насилием. В романе Ефремова «Час Быка» путешественники с Земли гибнут только потому, что не могут обратить мощь своей техники против разумных существ, даже если это враги. То же и у Стругацких в «Трудно быть богом»: Румата не может убивать. Напротив, у Толкиена убийство превращается в спорт (да пощадят меня его поклонники с деревянными мечами)» [30].

В результате свои сильные тексты оказались вытесненными на обочину читательского интереса текстами чужими, поскольку они несли новизну для закрытого советского мира, который жил достаточно консервативно.

Власть и КГБ видели позитив творческой интеллигенции только в том, чтобы сделать «автоматчиками партии» в терминологии Хрущева. Это было несомненным сужением творческих интересов, которые становились «обслугой» вместо почетного статуса «творцов» иных миров. В этом плане СССР скорее потерял творческую интеллигенцию, вместо того, чтобы задействовать ее свободно и потому более эффективно. Ей не дали развернуть отдельный мир досуга и развлечений, отторвав его от прямой пропаганды и цитирования идеологии.

Мир вне СССР поступил по-другому: «Западная элита задействовала на своей стороне даже творческих людей, настроенных против капитализма, например, рок-музыкантов. Наша бюрократия умудрилась оттолкнуть именно тех, кто хотел и мог обеспечить Советскому Союзу идейную и культурную конкурентоспособность. Ефремов, Любимов, Зимин, коммунарское движение в педагогике — стандартный сюжет. И в нем — приговор системе, прозвучавший задолго до падения цен на нефть» (Там же)

В советской ситуации все было наоборот. Ефремова, например, преследовали даже после смерти: был и обыск в квартире, и заведено дело, причем причины неясны и по сегодняшний день. Как пишут исследователи: «Среди многих тысяч просмотренных нами надзорных производств спецотдела Прокуратуры СССР это — единственное, из которого неясно, на предмет чего оно заведено. Ключевое для большинства дел, ведшихся органами госбезопасности, слово “антисоветская” здесь не встречается ни разу. К тому же, для дел такого рода смерть подозреваемого являлась формальной причиной для прекращения дела, а не для его начала. Представляется, что версию о подозрении Ефремова в антисоветской пропаганде можно решительно исключить. Слово “шпионаж” в деле тоже отсутствует. Надо отметить, что в поле зрения этого отдела Прокуратуры крупные, серьезные шпионские дела вообще не попадали, ими ведали иные структуры. Мы видели среди его производств несколько дел по шпионажу: все это были дела незначительные, явно мелкие и случайные, и в них подозрение в шпионаже значилось как мотив обвинения. То есть мы не имеем оснований предполагать, что следствия по шпионажу велись на таком уровне секретности, что не назывались прямым текстом в предназначавшихся для прокуратуры документах. Если бы Ефремова действительно всерьез подозревали в сотрудничестве с иностранными разведками, то либо в деле имелось бы указание на такой состав преступления, либо такого дела в архиве спецотдела вовсе бы не было. И опять же, за смертью “объекта” дело должны были производством прекратить» [31].

Жена Ефремова вспоминала и цензурные мытарства: «Как советская власть относилась… В Комарово и то с трудом дали путевку. И в Дубулты – один раз, и тоже с оговорками. Отношение Академии наук?.. Трудно было даже получить что положено. Когда Иван Антонович лежал в больнице, даже там ставили «жучки». А после его смерти заявились с обыском. Человек пятнадцать пришло, все тщательнейшим образом пересмотрели, простукивали стены, просвечивали каким-то аппаратом. Я еще, помнится, подумала: вот был бы такой аппарат у Ивана Антоновича в экспедициях. Искали антисоветский вариант «Часа Быка», а не было этого варианта. Сейчас уже понятно, что роман обо всей нашей технологической цивилизации написан. При издании собрания сочинений (а договор заключили только на два тома) они сидели с редактором «Молодой гвардии» Жемайтисом и правили все, что касается женской красоты. В журнальном издании «Таис Афинской» Ивану Антоновичу пришлось даже снять три главы, чтобы не вносить правки. Потом я много лет боролась против замены в «Таис». В сцене, где героиня беседует с философом о поэзии, философ говорит, что «поэт всегда против», а они заменяли на «поэт всегда впереди». «Час Быка» заказал Ивану Антоновичу журнал «Октябрь». Потом роман долго рассматривали. Иван Антонович позвонил, спросил: «Ну, что, не подошло?.. Ну так я вас предупреждал…»» [32].

Этой системой жесткости власть пыталась защитить себя. Но на самом деле все вышло наоборот. Сужая степени свободы не только в физическом, но и в информационном и виртуальном пространствах, власть отталкивала от себя творческих людей. И ученые, и писатели, и режиссеры все время ощущали давление власти, мешающее им работать.

В. Захарченко посвятил целую статью приговору этой системы: «Сотни людей на протяжении десятилетий были подключены к «делу Ефремова». Следили за писателем, кормились на нем, писали ложные донесения, раскручивали заведомо нелепые версии. Были и такие, кто прекрасно видел: вся эта история не более чем откровенная «липа», бред воспаленного воображения, дикая авантюра, направленная на дискредитацию и уничтожение честного человека… Но они молчали, лишь исподтишка похихикивая над «причудами» своих руководителей. И на всю эту недостойную возню тратились народные деньги, расходовались энергия и время. И кому-то она была нужна. Даже необходима. В первую очередь тем, кто видел в произведениях великого фантаста приговор собственному ничтожеству. Ведь именно он, Ефремов, за многие годы до перестройки открыто разоблачал тупики, в которые упиралось общество, гневно смеялся над убогой философией тех, кто вел страну к пропасти. Стоит ли после этого удивляться…Сильные мира сего не прощают такого даже выдающимся писателям. Становится понятным, почему столь яростно критиковалось общество будущего, описанное в «Туманности Андромеды». Начинаешь понимать, на каком основании был под запретом «Час Быка» — главное обвинение, выдвинутое писателем. Почему всячески замалчивали его имя…Остается один вопрос. Будет ли кто-нибудь отвечать за систематическое издевательство над гордостью советской литературы, за многолетнее «под колпаком», за подглядывание, за прослушивание телефонных разговоров (Ефремов сам неоднократно предупреждал меня об этом), за установку секретных «оперативно-технических средств» в его квартире? Извинится ли кто-нибудь (хотя бы!) публично перед семьей писателя, перед его родными и близкими? Это нужно не покойному Ивану Антоновичу Ефремову. Это нужно людям, еще верящим в правду, добро, справедливость, — миллионам почитателей его творчества» [33].

Люди всегда хотят трансформировать мир вокруг них. Это свойство человека, которое сдерживают институты общества и государства, являющиеся консервативными по своей сути. Но это консерватизм тоже должен иметь пределы. Советский консерватизм казался вечным, поэтому изменять этот мир можно было только внешними усилиями, которые обозначили словом «перестройка».

Георгий Почепцов
Литература

1. Контрразведывательный словарь 1972// www.pseudology.org/Abel/KRSlovar2.pdf
2. Главный эстонский разведчик рассказал США об «агентах влияния России» // ee.sputniknews.ru/news/20180723/11786631/estonia-razvedchik-usa-agent-vlijanije-russia.html
3. Глава разведки Эстонии назвал цели «агентов влияния» Кремля// ee.sputniknews.ru/politics/20180827/12345793/razvedki-jestonii-agentov-vlijanija.html
4. Полковник КГБ: на «агентах влияния» можно неплохо заработать // ee.sputniknews.ru/radio/20180723/11799376/Polkovnik-KGB-agent-vlijanija-mozhno-neploho-zarabotat.html
5. Тайные архивы КГБ. Шпионские игры в Латвии: агенты ЦРУ на службе у СССР // rus.lsm.lv/statja/kultura/istorija/taynie-arhivi-kgb.-shpionskie-igri-v-latvii-agenti-tsru-na-sluzhbe-u-sssr.a261865/
6. Турчинкис З. Тайные архивы КГБ. Шпионские игры в Латвии: методы, приемы и персоны // rus.lsm.lv/statja/kultura/istorija/taynie-arhivi-kgb.-shpionskie-igri-v-latvii-metodi-priemi-i-personi.a259743/
7. Груницкий Дж. Мы переиграли КГБ на их поле. Интервью // www.novayagazeta.ru/articles/2017/06/30/72957-dzhordzh-gunitskiy-my-pereigrali-kgb-na-ih-pole?mobile=true
8. Глухов Д. Ленинградский рок-клуб: воспоминания участников // rockcult.ru/po/leningradskij-rock-club-members-memories/
9. Кошелев П.К. Носырев Даниил Павлович — Следствие продолжается. Книга 5// veteran-fsb.ru/biblio/knigi/sledstvie-prodolzhaetsya-kniga-5/nosyrev-daniil-pavlovich
10. Кох А. // www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=2535166213183755&id=100000712037223
11. Эскин А. Читая мемуар генерала КГБ: рецензия на предательство // www.odnako.org/blogs/chitaya-memuar-generala-kgb-recenziya-na-predatelstvo/
12. Крылов В. и др. Победивший дракона: каким мы запомним М. Захарова // iz.ru/926516/vladislav-krylov/pobedivshii-drakona-kakim-my-zapomnim-marka-zakharova
13. Маслова Л. Обыкновенный волшебник: непростые чудеса Марка Захарова // iz.ru/799774/lidiia-maslova/obyknovennyi-volshebnik-neprostye-chudesa-marka-zakharova
14. Кантор М. Сергей и карьера // www.svoboda.org/a/30138100.html?fbclid=IwAR0pjYY7OPe9ipsg7b2Ly7Zr-YIhSJshw2H2OHofNvHU7cZ8_SMaLIhEhKk
15. Светлова Е. Шофер особого назначения // www.sovsekretno.ru/articles/shofer-osobogo-naznacheniya/?sphrase_id=4770
16. Бибихин В. Для служебного пользования // inigo.ru/wp-content/uploads/2014/12/%D0%92%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D1%80-%D0%91%D0%B8%D0%B1%D0%B8%D1%85%D0%B8%D0%BD-%C2%AB%D0%94%D0%BB%D1%8F-%D1%81%D0%BB%D1%83%D0%B6%D0%B5%D0%B1%D0%BD%D0%BE%D0%B3%D0%BE-%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D0%B7%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F%C2%BB.pdf
17. Институт научной информации по общественным наукам РАН // ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D0%BD%D1%81%D1%82%D0%B8%D1%82%D1%83%D1%82_%D0%BD%D0%B0%D1%83%D1%87%D0%BD%D0%BE%D0%B9_%D0%B8%D0%BD%D1%84%D0%BE%D1%80%D0%BC%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%B8_%D0%BF%D0%BE_%D0%BE%D0%B1%D1%89%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%BC_%D0%BD%D0%B0%D1%83%D0%BA%D0%B0%D0%BC_%D0%A0%D0%90%D0%9D
18. Черкасов П. Карт-бланш. О рукописях, которые не сгорели // www.ng.ru/science/2015-02-18/3_kartblansh.html
19. Снос библиотеки ИНИОН РАН // www.the-village.ru/village/city/news-city/356509-inion-snos
20. Красавченко Т. Хроника отсроченной смерти // www.novayagazeta.ru/articles/2019/04/26/80370-hronika-otsrochennoy-smerti
21. Лапина Н. Quo vadis, ИНИОН? // www.ng.ru/science/2019-04-01/12_7545_fate.html
22. Воронов В. Сгоревшая память // www.sovsekretno.ru/articles/sgorevshaya-pamyat/?sphrase_id=4769
23. Библиотека как дух общества // trv-science.ru/2018/01/16/biblioteka-kak-dux-obshhestva/
24. Демина Н. Так создавался ИНИОН. Интервью с Ю. Борко // trv-science.ru/2019/07/16/tak-sozdavalsya-inion/
25. Панков Ю. Человек из третьего подъезда // www.sovsekretno.ru/articles/chelovek-iz-tretego-podezda/?sphrase_id=4770
26. Любимов Ю. «Я — практически человек с Лубянки». Интервью // www.privatelife.ru/2006/os06/n12/3.html
27. Четверикова О. 451 по Фаренгейту // communitarian.ru/publikacii/novyy_mirovoy_poryadok_metody/inion__rey_bredberi_451_po_farengeytu_01022015/
28. Бухарин С. «Как и почему врут историки — IV, или Ю.С. Пивоваров». Ч. 2 // www.km.ru/informatsionnye-voiny/2011/08/19/istoriya-sssr/kak-i-pochemu-vrut-istoriki-iv-ili-yus-pivovarov-ch-2
29. Навальный посоветовался с Фукуямой, как не быть популистом // www.bbc.com/russian/features-49991357
30. Смирнов И. Иван Ефремов как зеркало времени // www.svoboda.org/a/391125.html
31. Петров Н. и др. «Шпионаж» и «насильственная смерть» Ефремова // www.ruthenia.ru/logos/number/2002_02/02.htm
32. Шикарев С. и др. Цветок и банка с огурцами. Таисия Ефремова об Иване Ефремове, преследованиях КГБ и саблезубых тиграх против социализма // www.ng.ru/ng_exlibris/2017-03-16/2_878_efremova.html
33. Захарченко В. Роман из вранья, или восемб чудес из вмышленной жизни Ивана Ефремова // epizodsspace.airbase.ru/bibl/tm/1991/10/efremov.html